Традиционный марксизм объединяет древний феодализм и древний капитализм в одну формацию под названием «рабовладение». Сразу отметим, что слово «раб» крайне неудачно в качестве классового термина – это термин сословный или даже юридический. Рабами были не только работники, но и надсмотрщики, управляющие, воины; чиновники, рабы могли занимать самые высокие должности, вплоть до царских советников. Можно спорить о том, являлся ли «скиф-стрелок» (раб-полицейский в древней Греции) представителем власти или только орудием представителя власти, как рентгеновский аппарат на таможне или полицейская овчарка, однако нельзя не согласится с тем, что раб-надсмотрщик ни в коем случае не относился к одному и тому же классу с рабом, добывавшем мрамор в каменоломне или собиравшем маслины на огороде хозяина. Эксплуатируемый класс состоял не из всех рабов, а из рабов-работников, выполнявших производительный труд. Но поскольку под рабами понимаются чаще всего именно этот слой рабов и поскольку в дальнейшем мы будем говорить прежде всего о нем, договоримся, что в дальнейшем под термином «раб» мы будем понимать именно раба-работника, в противном же случае мы будем специально пояснять, о каких именно рабах идет речь.
Принято считать, что разница между эксплуатацией рабовладельцем раба и эксплуатацией феодалом крестьянина состоит в следующем: у раба отбирается весь продукт его труда, хозяин тратится только на его, раба содержание, крестьянин же отдает феодалу лишь часть произведенного продукта, остальной продукт оставляя себе; поэтому рабу все равно, сколько он произведет, он работает из-под палки, крестьянин же знает, что, чем больше он произведет, тем больше останется и на его долю. В действительности, однако, все было совсем не так. Прежде всего часть продукта крестьянин отдает в виде оброка, на барщине же он работает только на барина и тоже, разумеется, из-под палки. При этом барщина для большинства крестьян была основной (а то и единственной) повинностью, о замене ее оброком они мечтали. В екатерининской России барщина длилась шесть дней в неделю, на себя крестьянин работал ночью и в воскресенье. Чем он отличался от сицилийского раба, который днем работал на хозяина, а ночью шел добывать себе подножный корм? Только тем, что российский раб для собственного прокормления пахал, а сицилийский – грабил путников. Первый теоретически мог в зависимости от усердия собрать больший или меньший урожай (но реально собирал такой, на какой ему хватало сил), второй – ограбить большее или меньшее количество путников. Что же касается оброка, то именно его платили спартанцам илоты (отдавая половину урожая), которые, к тому же никому из спартанцев не принадлежали – они были собственностью свей Спарты, то есть фактически крепостными. Однако общественный строй в Спарте почему-то считают рабовладельческим. При долговой зависимости лично свободный крестьянин выплачивал своему кредитору проценты по долгу, под угрозой обращения в долговое рабство, причем речь в данном случае идет не о римском колонате (который принято считать зачатком феодальных отношений), а о явлениях, имевших место в ранних Греции, Риме, Двуречье. Наконец, в любом феодально-крепостническом обществе есть небольшой, но реальный слой так называемых дворовых слуг (поваров, кучеров, нянек, портных и т.д.), весь продукт труда которых принадлежит хозяину. Кстати говоря, крепостное состояние тоже является фактором скорее юридически-сословным, чем классовым (хотя обычно совпадает с последним). Феодал может отпустить крестьянина на заработки, или сделать его управляющим, при этом тот все равно останется крепостным. Словом, различие между рабом и крепостным при ближайшем рассмотрении оказывается надуманным.
Вообще же большинство обществ, относимых к «рабовладельческим», в действительности являлось азиатско-деспотическими. К последним, очень может быть, стоит отнести и критскую и микенскую цивилизации, хотя, может быть, при более внимательном изучении они окажутся тем же самым феодально-капиталистическим циклом на еще более раннем уровне или синтезом, или какой-то иной формацией. Сейчас о них известно слишком мало, чтобы давать четкую оценку. Безусловно обществами древнего феодализма и древнего капитализма являлись, во-первых, античные общества (Греция, Рим), а во-вторых, ряд семитских – финикийское, древнееврейское, древнеарабское.
Античные общества, как и положено феодальным, формировались в условиях войны, причем, дорийцы первоначально завоевали территорию, на которой производительные силы были более развиты, чем у самих завоевателей. Тут можно вспомнить, что германские и славянские вожди стали королями и князьями лишь после того, как ограбили Рим и Византию. Кто знает, как бы сложилась судьба дорийских вождей, не завоюй они микенские державы. Если даже считать, что дорийцы не взяли у микенцев ни грамма золота, ни головы скота (что весьма сомнительно), а только переняли у них какие-то технологии (например, научились разводить оливки или делать из них масло), то и это – фактор немаловажный. С другой стороны, микенская социальная структура была полностью разрушена и не мешала развитию новых отношений. Те же общины, которые устояли перед дорийцами (например, жители аттики), сохранили свои производительные силы, но, видимо, утратили старые производственные отношения, оказавшись в том же положении, что и дорийцы. С римлянами дело обстоит сложнее. Скорей всего, они действительно являются потомками если не троянцев, то соседей последних (по-видимому, хетто-лувийцев), а если и нет, то все равно, будучи носителями индоевропейского языка, они пришли в Италию извне. Вопрос однако в том, когда они пришли и что тут нашли в смысле производственного уровня. Что же до социальных структур, то они, видимо, сохранили свою собственную и особого влияния соседей не испытали. Оставим римлян пока в покое и вернемся к грекам.
Расслоение на работников и воинов началось в постахейском обществе сразу после дорийского завоевания. Формально все взрослые греки были воинами, но от плохо вооруженных и не умеющих воевать крестьян толку было не больше, чем от раннесредневековых ополченцев-пехотинцев, которым официально разрешалось уносить ноги при появлении рыцарской конницы. Настоящими воинами были представители знати, сражавшиеся на лошадях, колесницах, а иной раз и в пешем строю. Бой распадался на множество единоборств, приемы боя, как и в раннем средневековье, хоть и были примитивны, да требовали отработки и поддержания формы. Так что гомеровский Одиссей (формально живший в микенскую эпоху, но фактически списанный с басилея гомеровского периода) мог сколько угодно гордиться своим умением косить и пахать, но большую часть своего времени он должен был проводить не в пахоте и косьбе, а в военных упражнениях. Кроме того его вооружение, не говоря уже о коне или тем более колеснице, стоило по тем временам целое состояние, значит он должен был быть человеком богатым. А источник любого богатства, как известно, труд, а коль скоро ему и так-то на труд времени не оставалось, значит, он должен был использовать плоды чужого труда.
Объектом эксплуатации знати становились не только рабы, но и свободные крестьяне. Последние, попадав к представителю знати в долг (а к кому же им еще было попадать в долг, если, как мы видим, богатство и знатность в то время коррелировали), попадали автоматически и в зависимость. Должник выплачивал проценты по долгам и не мог уйти, не расплатившись, а если не мог выплатить процент, то просто попадал в долговое рабство. Как видим, граница между рабом и простолюдином вообще оказывалась размытой.
Приблизительно с VII в. до н. э. в Элладе начинается появление нового слоя – работников-воинов. Появление это имело экономическую основу – в обиход вошло железо.
Железное оружие было намного дешевле медного, его мог купить обычный крестьянин. Правда, крестьянин не владел искусством единоборства, но за счет своей многочисленности крестьяне могли выстроиться в фалангу, с которой не могли справиться никакие единоборцы. Бой в фаланге, правда, тоже требовал обучения, но ни такого долгого и частого как единоборство. К середине VII в. до н. э. фаланга вытеснила колесницы и стала основным родом войска. В торговых полисах, где не меньшее значение чем армия имел военный флот, работниками-воинами стали и малоимущие бедняки, участвующие в морских походах и сражениях в качестве гребцов. Своеобразная ситуация сложилась в Спарте. Здесь работники-воины в конце концов превратились в просто воинов, слившись со старым военным сословием и фактически поглотивши его (хотя некоторые привилегии знати в Спарте сохранились). После того, как это новое положение было возведено в закон (запретивший гражданам Спарты заниматься чем бы то ни было, кроме военного дела), нишу работников-воинов в Спарте заняли периэки.
Интересно, что ни в Греции ни в других раннефеодальных обществах так и не сложился вассалитет*. Объясняется это скорей всего просто малыми размерами древнефеодальных образований. Даже Рим в свой раннефеодальный период занимал крайне незначительную территорию. Пожалуй, только Спарта была достаточно велика для того, чтобы начать делиться на уделы, но в Спарте была слишком напряженная ситуация с илотами, чтобы аристократия могла себе позволить феодальные вольности и нарушения дисциплины. Даже после того как спартанские верхи приняли в свои ряды работников-воинов, превратив их в просто воинов, даже после этого эксплуататорам приходилось напрягать все силы, чтобы держать илотов в повиновении, и не всегда это удавалось (вспомним хотя бы Третью Мессинскую войну).
Вообще спартанцы были для Эллады своеобразным исключением, в том смысле, что они грабили своих – то есть вели свои захваты на греческой территории. Большинство же древнегреческих общин либо ограничивались защитой своих владений, либо вели экспансию морскую, за пределами Эллады. Пиратство, увековеченное в легенде об аргонавтах, и освоение новых земель, куда можно было при случае отправить «лишние рты» (в результате Великой колонизации территория Греции увеличилась более чем вдвое), привели к первоначальному накоплению, на базе которого в Греции и начал развиваться древний капитализм, сначала торговый, а затем и промышленный. К старым конфликтам прибавился конфликт между аристократией и буржуазией (купцами, владельцами крупных мастерских), которая, как и положено, использовала в своих интересах крестьянство и городскую бедноту.
Социальные потрясения, явившиеся следствием этих самых конфликтов, не были столь кровавыми, как буржуазные революции Нового времени. Причина этого в небольших размерах полисов. На территории какой-нибудь Аттики просто не было места (в прямом смысле слова) для Вандеи, а если бы оно и было, то половина вандейцев оказалась бы лично близко знакома с афинскими Робеспьеросами и Кутоносами, и те бы прекрасно знали, чего хотят вандейцы и что надо делать, дабы не допустить восстания. К тому же в случае военного конфликта внутри полиса после первого же сражения одной из сторон некуда было отступать кроме как «за границу». Точно так же, по тем же самым причинам в средневековой Флоренции (где развился капитализм) аналогичные потрясения также выглядели детской дракой по сравнению с французской или даже английской революциями. Интересно, что борьба между знатью и буржуазией в античном мире не породила абсолютных монархий, зато она породила раннюю тиранию – явление столь же характерное для своего времени, как абсолютная монархия и революционная диктатура для своего.
Что представляли из себя перемены, произошедшие в результате древних революций, хорошо видно на примере Афин, ставших, по сути дела, эллинской Англией. В целом перемены вполне соответствовали переходу от феодализма к капитализму С одной стороны, была ослаблена власть знати, а с другой, защищена от посягательств частная собственность (закон Драконта установил смертную казнь даже за кражу грозди винограда (чем не сталинские «колоски» или «двести метров пошивочного материала»**?)). Взамен старого сословного деления устанавливалось деление по имуществу. Проводилась кодификация обычного права (то есть фактически переход от обычая к закону), искусственно разрушались старые связи, на место которых приходило территориальное деление (замена родового деления территориальным). Вместе с тем кое-какие выгоды от перемен получили и свободные крестьяне – были аннулированы долги и ликвидировано долговое рабство. В основном все эти и им подобные реформы способствовали дальнейшему развитию древнего капитализма. Такого рода перемены затрагивали разные полисы в разной степени – неравномерность развития свойственна любому капитализму (да и не только капитализму).
Развитие капиталистических отношений постепенно приводило к расслоению свободных крестьян и разорению большей их части. Причем этот процесс затронул не только торговые полисы вроде Афин, но и аграрные, вроде той же Спарты, где к концу ее существования от десяти тысяч полноправных граждан осталось не больше полутысячи (остальные, разорившись, потеряли свои права). Правда, в Спарте полноправные граждане были не крестьянами, а воинами-рабовладельцами, хотя и сохранившими ряд особенностей от того времени, когда они еще были «средним» сословием. Периэков этот процесс затронул в меньшей степени, а в Фивах большая часть свободных крестьян сохранила свои участки. Словом, «отсталые» полисы страдали от капитализма значительно меньше, чем «передовые».
В результате разорения крестьян во многих полисах образовался довольно большой слой пролетариата, который вполне можно было бы использовать в качестве наемной рабочей силы. Однако античные купцы и хозяева мастерских предпочитали использовать труд рабов. В этом, собственно говоря и состоит основное отличие древнего капитализма от современного. Как известно, в античном обществе наёмный труд вообще презирался, презирались и различные формы труда (прежде всего ремесленные), считавшиеся уделом рабов. Однако в средневековой Европе наёмный труд презирался не меньше, но голод – не тетка и в Италии крестьяне становились «чомпи», а в Англии бывшие йомены и даже баронские лучники нанимались на первую попавшуюся работу. Переселившиеся в Рим готы, чтобы не умереть с голоду, продавали в рабство своих родственников или самих себя. Но никто из них почему-то не догадался продать себя на восемь, десять или двенадцать часов в день с перерывом на обед. Думается, что на такое предложение просто не было спроса. С другой стороны, кое-где наёмный труд таки использовался, например, бедняки нанимались на корабли матросами и это не считалось зазорным. В конце концов, ведь бытие определяет сознание. Скорей всего, просто большинство античных капиталистов считали более выгодным использовать труд рабов, чем наёмных работников, точно так же как большинство современных считает более выгодным нанимать свободных пролетариев. Видимо, при тогдашнем уровне техники рабы в самом деле были выгоднее. Вообще же, как уже говорилось, в какой-то мере наёмный труд в античном обществе все-таки использовался, а рабство сохранилось и до наших дней. Однако, если сейчас, использование рабского труда несравнимо меньше, чем использование наёмного, то тогда было наоборот.
Можно дать и другое объяснение, не противоречащее первому, а дополняющее его. Как известно, на ранней стадии капитализма феодальное угнетение часто не только не уменьшается, но и даже возрастает, особенно в странах периферии. Лишь позднее она вытесняется эксплуатацией наёмного труда. Древний капитализм просто не дошёл до той стадии, когда не принудительный, а наёмный труд становится массовым, присущие капитализму проблемы в древнем обществе обострились на ранней стадии и погубили древний капитализм раньше, чем он погубил рабство.
Так или иначе, но почти весь древнегреческий пролетариат оказывался избыточным, а рабов, труд которых с развитием древнего капитализма использовался чем дальше, тем шире, Греция не столько завоёвывала, сколько покупала, это требовало новых капиталов, а значит – новых экспроприаций, новых разорений, новых пролетариев. Эта проблема в значительной степени решалась за счет выброса «лишних ртов» в колонии, однако в ряде полисов (прежде всего в Афинах) она не была решена до конца, афинские феты стали мощным фактором дестабилизации и без того не особо стабильной жизни полиса.
Если эксплуатируемый пролетариат древней Греции состоял большей частью из рабов, то класс капиталистов мало отличался от современного. Помимо купцов к нему относились хозяева крупных эргастериев (мастерских), в которых работало от нескольких десятков до более сотни рабов в каждом (цифры просто огромные, учитываю тогдашнюю малочисленность населения). В таких эргастериях имело место разделение труда и довольно узкая специализация (были мастерские изготовлявшие только мечи, только щиты, только светильники и т.д.). Появились и сельские капиталисты. Например, знаменитый Перикл, бывший первым стратегом (главкомом) Афин четверть века (срок просто беспрецедентный для того времени (обычно стратега сменяли через год, максимум – через несколько лет)), продавал всю продукцию своего поместья подчистую, все же необходимое для своего потребления он покупал на рынке (обычный свободный крестьянин большую часть урожая потреблял сам, излишки же продавал, чтобы на вырученные деньги купить то, что не мог изготовить сам). О доходах Перикла свидетельствует тот факт, что, когда его упрекнули в излишней трате казённых денег на общественные сооружения, он пригрозил, что будет их строить за свой счет, что ещё выше подняло бы его популярность. Вообще, такая вещь как политический подкуп в демократических полисах Эллады (а это были как правило торгово-промышленные полисы) расцветала буйным цветом. Фактически хвалёная древнегреческая демократия очень скоро превратилась в господство богачей, поддерживаемых люмпен-пролетариатом. Свободные крестьяне для участия в политической жизни должны были отрываться от своих наделов, а потому излишняя активность была им просто не по карману. Введение платы за посещение собраний только усилило проблему – плата была слишком мала, чтобы компенсировать потери крестьянина, проведшего день на собрании, а не на поле, зато вполне достаточна для того, чтобы привлечь на собрание городского люмпена, не имеющего никакого другого заработка. Немудрено, что в «аграрных» полисах (то есть в тех, где капиталистические отношения были неразвиты) большая часть свободного населения довольно скоро стала поддерживать не капиталистов-демократов, а старую аристократию, точно так же, как вандейские крестьяне поддержали роялистов. Если древние Афины и Коринф были для своего времени «Парижами без Вандей», то аграрные полисы становились «Вандеями без Парижей».
Развитие древнего капитализма привело к новому для античного мира явлению – созданию централизованных государств. Помимо поздних тираний (довольно кратковременных в балканской Греции, но довольно устойчивых в Великой Греции (южная Италия и Сицилия)), к таким государствам можно отнести и первый Афинский морской союз, попытавшийся поставить под свой контроль всю Грецию. На гегемонию кроме Афин претендовала Спарта, а позднее еще и Фивы, борьба между гегемонистами привела к двум Пелопонесским войнам, имевшим для тогдашнего античного мира примерно такое же значение, как для Европы ХХ века две мировые. Трудно сказать, что больше двигало участниками Пелопонесских войн: желание переделить мир или стремление навязать другим полисам свои порядки – иными словами, на что больше были похожи эти войны: на войны империалистические или на разборки между Парижем и Вандеей. Впрочем, четкую грань здесь провести невозможно, ибо обе тенденции сильно друг с другом переплетаются, недаром «отсталую» Вандею поддерживала «передовая» Англия, а во время первой Пелопонесской войны древнекапиталистические Сиракузы и Коринф воевали против Афин в союзе со Спартой, да и аграрные Фивы во второй Пелопонесской громили спартанцев.
Как и следовало ожидать, в Афинах наибольшими сторонниками захватнических войн были с одной стороны представители крупной буржуазии вроде Перикла или Клеона***, а с другой люмпены частично подкупленные древними капиталистами, частично рассчитывающие поправить свое положение за счет военного грабежа. Свободные крестьяне выступали против войн, отрывавших их от работы и разрушавших их хозяйство (в случае прихода завоевателей на территорию Аттики страдали в первую очередь крестьянские наделы). Однако, чем больше в Афинах развивался капитализм, тем меньше там оставалось свободных крестьян и тем меньшую роль они играли в общественной жизни. Интересно, что это не только не ослабляло военную мощь Афин, но даже и усиливало ее – основной боевой силой державы был флот, а матросы набирались не из крестьян, а из городской бедноты.
Пелопонесские войны в конце концов истощили силы всех своих участников, после чего вся балканская Греция оказалась под властью Македонии. В созданных Македонским и его наследниками эллинистических государствах, являвшихся различными вариантами синтеза античного общества с азиатско-деспотическим, равно как и в Великой Греции продолжалось дальнейшее развитие древнего капитализма, однако раньше, чем оно смогло дойти до своего логического завершения, все эти страны были завоеваны Римом, попутно уничтожившим и древнекапиталистический Карфаген.
В Риме проходили в общем-то те же самые процессы, что и в Греции, только здесь на них накладывались борьба между патрициями и плебеями, самнитское восстание – словом борьба неграждан или неполноправных граждан за гражданские права. Древнефеодальным для Рима можно считать период правления царей (рексов), период республики в Риме соответствует полисному периоду в Греции, а период империи – периоду эллинизма.
Поначалу Рим, как и Греция, осуществлял колонизацию, только сухопутную, завоевывая окрестные земли и раздавая их своим гражданам. При этом часть местного населения, у которого эти земли отбирались, гибла или превращалась в рабов. Это препятствовало разорению римского крестьянства, но лишь до поры, до времени. Завоевав Италию, Рим начал превращать вновь завоеванные территории в провинции, в которых экспроприированная земля не раздавалась, а продавалась. После этого разорение крестьян пошло своим ходом, и поскольку, в отличие от греческих, римские пролетарии не уплывали за море, а все оставались в столице, проблема избыточного пролетариата в Риме всегда стояла острее, чем в даже в Афинах. Разорение крестьян вынудило республику перейти к профессиональной армии. Сравнительно незадолго до этого Рим одержал победу над Карфагеном, именно благодаря превосходству ополченцев над наемниками, но теперь у него не было другого выхода. Это привело к тому, что республику сменила серия диктатур (Мария, Суллы, Цезаря), а затем и вовсе установилась монархия. Правда, введение профессиональной армии несколько уменьшило количество избыточного пролетариата (пролетарии становились солдатами, а выйдя в отставку, могли получить землю в провинции и стать крестьянами), но все равно эта проблема оставалась более острой, чем в была в Греции.
Зато рабов Рим не покупал, а брал даром в завоеванных территориях (при этом отобранная у местных жителей, ставших рабами, земля большей частью превращалась в капитал), с которых к тому же он собирал налоги. Это в сочетании с огромной по тем временам территорией привело к более глубокому чем в Греции или даже в эллинистических странах развитию тенденций, характерных для капитализма, в частности, к созданию мощного централизованного государства и практически полному устранению какого бы-то ни было самоуправления. Вряд ли позднюю Римскую империю можно считать аналогом европейских абсолютных монархий – как и поздние тирании Греции, а равно и эллинистические монархии она возникла не на заре древнего капитализма, а скорей на его закате.
Но и Рим не смог проглотить весь мир. В конце концов империя перестала расти, после чего в ней начался кризис формации. Некоторое время Рим еще «доил» периферию, но затем ослабел и сам стал объектом варварской экспансии.
Причины слабости древнего капитализма следует искать опять-таки в экономике. Классический капитализм победил все остальные уклады потому, что капиталистическая экономика оказалась наиболее сильна с военной точки зрения. Иными словами, она позволяет наделать лучше и больше оружия, чем другие уклады, и набрать большее число негодяев, готовых этим оружием воевать где угодно и с кем угодно. Однако при античном уровне производительных сил это преимущество еще не было так ярко выражено. Иными словами, объективные достоинства (с военной точки зрения) древнего капитализма (фортификационные навыки, умение создавать метательные машины, возможность содержать наёмников) ещё не могли перевесить ни его объективных недостатков (политическая нестабильность, незаинтересованность наёмников, коррупция), ни даже субъективных (меньшие запасы железной руды по сравнению с таковыми в варварских странах). По этой самой причине и Греция была завоевана более «отсталой» Македонией, и Рим разгромил Карфаген и завоевал эллинистический мир, находясь на более ранней стадии развития, и сам Рим был завоеван «отсталыми» варварами.
Однако Римская империя была не последним древнекапиталистическим обществом. Империю пережили еврейские ростовщики и арабские купцы.
О периоде древнего феодализма у семитов известно очень мало. Финикийцы уже во времена Троянской войны были «гостями морей», и появившийся примерно тогда же Карфаген был, видимо, основан уже как чисто торговый город (вообще создание колоний играло у финикийцев ту же роль, что позднее у греков). Сомнительно, чтобы финикийцы в те-то времена смогли проскочить в древний капитализм, миновав древний феодализм, скорей всего, их период древнего феодализма пришелся на более раннее время. Судя по всему, в тех краях в силу их природных особенностей у первобытных общинников очень давно возникли экономические проблемы (истребление дичи и как следствие необходимость перехода на новые источники питания), которые опять-таки в силу тамошних природных условий не могли быть решены созданием ирригационной цивилизации. Зато эти места в то время были «проходным двором», «военным перекрестком», здесь постоянно кто-то куда-то переселялся или шел на кого-то войной – идеальные условия для появления феодального общества. Древние евреи, если верить библейской историографии, были в Палестине завоевателями, а их общество, как его описывает та же Библия, весьма напоминает древнефеодальное, причем можно проследить даже его формирование. Вскоре, правда, Палестина попала под власть азиатско-деспотических монархий, но под власть Персии попали и Финикия и малоазийская Греция, это не особо сказалось на их развитии. К тому же позднее на смену персидской власти пришла власть эллинистических держав, а затем Рима. Кстати говоря, торговцами и ростовщиками стали именно эллинизированные евреи. О древнеарабском обществе мы знаем столь же мало сколь и о древнееврейском. Однако, судя по всему, у жителей Аравии в античные времена имел место именно древний феодализм или, возможно, кочевой феодализм; а Мекка и Медина времен Мухамеда (Магамета) – несомненно города древнекапиталистические. Словом, развитие древнефеодального и древнекапиталистического общества у семитов – это, конечно, «особая песня», однако закономерности по-видимому тут те же, что и в античном обществе.
Арабы и евреи сделали то, чего не смогли сделать ни греки, ни римляне, ни даже карфагеняне – освятили товарно-денежные отношения, создав буржуазные, вернее древнекапиталистические религии. Просто поразительно, насколько фарисейство и особенно ислам напоминают пуританство. По сути дела, ислам и был пуританством древности, он, правда, запретил ростовщичество, став религией торгового, а не банковского капитала, но все же религией капитала. Он превратил в товар даже отношения между мужем и женой. На самом деле любой брак – экономическая сделка, однако в большинстве обществ она стыдливо прикрывается любовью (которой на самом деле может не быть и в помине). В Европе только буржуазия нового времени, по выражению Маркса и Энгельса, «сорвала с брачных уз трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям», только ей удалось это. На Ближнем Востоке это на тысячу лет раньше сделал ислам****.
Иудаизм (вернее фарисейство)***** и ислам помогли евреям и арабам решить проблему, с которой не справились ни Греция, ни Рим – нравственное разложение общества. Быт позднеантичного общества не соответствовал ни прежней религии, ни прежней морали, он разрушал их, не давая ничего взамен. Раннее христианство, будучи религией рабов, оказалась просто враждебной древнекапиталистическому укладу. Правда, апостол Павел (не зря он происходил из фарисеев) с его «кто не работает, тот не ест» сделал все, чтобы превратить раннее христианство в полною противоположность ему, но, видимо, просто опоздал. Христианство в павловском варианте, может быть, могло спасти Рим во времена Юлия Цезаря, во времена же Константина Рим был уже обречен, равно как и римский капитализм, и после падения Рима христианству пришлось подстраиваться уже под новую жизнь. Иудаизм же и ислам успели прижиться достаточно рано, чтобы предотвратить кризис морали (не случайно христианство, хоть и зародилось среди евреев, однако не получило среди них практически никакого распространения – евреи не нуждались в смене религии).
Однако после завоевания арабами Ближнего и Среднего Востока и Магриба древний капитализм опять-таки не смог полностью «переварить» местный уклад, к тому же с востока начали наступать тюрки. В результате на землях халифата установился некий симбиоз между древним капитализмом и различными формами феодализма, причем древнекапиталистический уклад постепенно слабел, пока в конце концов не исчез практически полностью, оставив от себя только пыль в виде восточных базаров.
Как видим, ни одному из очагов древнего капитализма не удалось превратить свою систему в мировую. Впрочем, это не удалось и ни протобуржуазной Чехии, совершившей преждевременную буржуазную революцию (Гуситские войны), ни Флоренции, создавший вполне классический капитализм с использованием наемного труда свободных пролетариев. Только голландско-английский капитализм смог завоевать сначала Западную Европу и Северную Америку, а затем и весь мир.
___________________________________________________________________________
* Нечто похожее, если не на вассалитет, то во всяком случае на феодальную лестницу можно увидеть в Македонии, до ее объединения Филиппом.
** Так официально была названа украденная с фабрики катушка ниток, за которую несовершеннолетняя работница получила срок.
*** Вождь группировки выступавшей против заключения мира (во время войны между Афинами и Спартой), владелец крупного кожевенного эргастерия.
**** Вместе с тем в исламе есть элементы социальной заботы, которых нет в пуританстве. Если по Кальвину богач попадает в рай, а бедняк – в ад, то по Магомету богач просто обязан делиться с бедняком милостыней, иначе не видать богачу рая как своих ушей.
***** Наряду с фарисейством в иудаизме были и другие течения (точно так же как в христианстве существует не только пуританство). Однако именно фарисейство сохранилось как общееврейская религия, и именно из него развился современный иудаизм.
