Развитие подобно воде никогда не идет по одной линии, а разбивается на множество потоков, которые нельзя свести к одному из них. Нельзя утверждать, что, допустим, мезозой был эпохой динозавров, а кайнозой – эпохой птиц и млекопитающих. Мезозой был эпохой господства ящеров, кайнозой – эпоха господства птиц и млекопитающих, однако и в мезозое наряду с ящерами еще были земноводные и уже были млекопитающие, и в кайнозое наряду с птицами и млекопитающими сохранились и пресмыкающиеся, и амфибии, и даже рыбы, причем не просто сохранились, но вошли в кайнозойский биоценоз. Изрядная часть птиц и млекопитающих питается рыбами, лягушками, змеями или питается теми, кто питается рыбами или лягушками. Исчезновение «более примитивных» по сравнению с птицами и млекопитающими видов немедленно привело бы к исчезновению значительной части птиц и млекопитающих. Аналогичным образом, нельзя сказать, что средневековье было эпохой феодализма и азиатского деспотизма, вернее, сказать-то можно, но это будет неверно. Средневековье было эпохой господства феодализма и азиатского деспотизма, однако, наряду с обществами этих формаций в средневековье существовали и доклассовые общества, и древнекапиталистические. Причем, феодальные общества Старого Света постоянно взаимодействовали и с доклассовыми обществами Европейского Севера, Сибири, Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии, Центральной Африки, и с древнекапиталистическими городами Ближнего Востока; да и азиатско-деспотические общества всегда хоть немного, да общалось с обществами других формаций. Часто такое общение быстро или медленно приводило к разрушению той или иной формации, бывали и случаи симбиоза. Как бы то ни было, но ни одной формации еще не удалось полностью уничтожить другую. Только современный капитализм вплотную подошел к этому.
Полное уничтожение других формаций будет означать для капитализма то же самое, что для коз, оказавшихся на острове, означает полное поедание ими травы. Козы в такой ситуации просто дохнут с голоду, оставляя после себя голые скалы. То же произойдет и с капитализмом, уже сейчас столкнувшимся с проблемой «голода». Коль скоро он обречен издохнуть, то человечество либо исчезнет вместе с ним либо, уничтожив капитализм, создаст (или сохранит) какую-либо другую формацию. Какую именно?
Вариантов много, начиная от первобытного коммунизма, которому, может быть, повезет уцелеть где-нибудь в пустынях Австралии, и кончая просто коммунизмом (думается, можно не объяснять, что в данном случае понимается под этим термином). Будем надеяться, что действительно где-нибудь возникнет коммунистический очаг. Но что, если одновременно с ним появятся очаги совсем иных формаций? Как быть с ними?
С капитализмом по крайней мере все ясно. Любое экономическое взаимодействие между коммунистическим и капиталистическим обществом, если оно будет вестись по капиталистическим правилам, приведет либо к эксплуатации коммунистического общества, либо даже к его разложению и в конце концов исчезновению. Если же взаимодействие пойдет по правилам коммунистическим, то также неизбежно приведет к развалу общества капиталистического, причем в последнем случае процесс пойдет гораздо быстрее, чем в первом. Коммунистическая община даже в условиях коллективной эксплуатации может довольно долго продержаться за счет фанатизма своих членов, капиталист же, каким бы фанатиком он не был, никогда не согласится вести хозяйство себе в убыток, ибо его капиталистический фанатизм направлен именно на получение прибыли. Абсолютно же не взаимодействовать с капиталистическим обществом коммунистическое сможет лишь тогда, когда территория, контролируемая капиталистической формацией, не будет иметь никакого хозяйственного значения (например, если капитализм сохранится только на острове Святой Елены), последнее, впрочем, означает скорую окончательную гибель капитализма. Следовательно, все будет зависеть от того, кто кому навяжет свои правила, а последнее, в свою очередь, от соотношения сил. Иными словами, между капитализмом и коммунизмом неизбежна борьба на уничтожение.
С первобытным коммунизмом, тоже все более менее ясно – его можно оставить в покое, а можно интегрировать в зависимости от желания самих представителей подобного общества, и если для их интеграции потребуется снабдить их современным оборудованием, то с этим у коммунистического общества не должно быть проблем ни экономических, ни этических.
Но что делать, если рядом возникнет что-то совсем иное, нежели коммунизм или капитализм? Например, если вся Евразия станет коммунистической, за исключением нескольких российских областей, причем последние образуют что-то вроде феодальной или азиатской монархии со своими князьями – губернаторами; графами – мэрами, главами районов, паханами; баронами – буграми; рыцарями – пацанами. Или если какая-нибудь секта образует в Сибири, Амазонии или где еще некое подобие ранней теократической монархии во главе со своим гуру. Как быть с подобными образованиями?
Подобные формации могут оказаться достаточно агрессивными, и тогда с ними придется вести войну, но могут быть и вполне мирными и вместе с тем довольно замкнутыми, не желающими общаться с внешним миром. При этом члены такого общества могут даже дать возможность коммунарам распоряжаться необходимыми ресурсами, находящимися на их территории (особенно, если не будут чувствовать в себе сил помешать этому), но все равно не допускать их в свой внутренний мир, избегать общения с ними, словом отгородиться от них некой моральной стеной. Как быть с такими соседями?
Подобный вопрос, наверное, был бы надуманным лет сто назад. Но сейчас, когда старое общество разваливается буквально на глазах, а потенциальные зачатки того нового, которое нам бы хотелось видеть, донельзя слабы, сегодня нельзя быть уверенным, что коммунизм, даже если он где-то возникнет, успеет объединить все общество раньше, чем какие-то его части объединит что-то другое, возможно, что и весьма мерзкое, однако при этом достаточно жизнеспособное. Вспомним, что если на большей части Европы древний капитализм был сменен варварскими общинами, то на Ближнем Востоке возник некий симбиоз древнего капитализма с феодализмом. Да и варварские общины, сменившие римское общество, тут же начали стремительно разлагаться, превращаясь в феодальные государства. Словом, никто не может дать нам гарантии не только в победе коммунизма над капитализмом, но и в том, что в случае этой победы коммунизм не окажется лицом к лицу с новыми соседями.
Думается, что, даже если оные соседи не будут мешать коммунарам экономически, взаимоотношения с ними все равно будут далеко не безоблачны. По соображениям этическим. Как не парадоксально, но в этом вопросе мы оказываемся сходны с исламскими фанатиками: те хотят, чтобы все люди жили по нормам шариата, мы – чтобы все жили по нормам коммунизма. Разумеется, мы, или вернее наши последователи не будут снимать с людей кожу или сажать их на кол за то, что те будут добровольно соглашаться, чтобы их кто-то эксплуатировал (при условии, конечно, что эта эксплуатация не затронет коммунаров). Скорей они будут применять миссионерскую тактику, то есть пропаганду и агитацию. Однако это также означает по сути дела разрушение иной формации. Вот только затянуться это разрушение может не только на годы, но и даже на столетия.
В любом случае, пока все классовые формации не будут уничтожены или по крайней мере сведены до уровня маргинальных экзотов, коммунарам вряд ли можно будет спать спокойно.
