Православно-табачная взаимосвязь
(подражание Емелину)
Раньше я, блин, курил, а теперь некурящим стал, потому что Гундяев Кирилл сигареты крышевать перестал. Теперь их крышует другой, и курильщику дело - труба – больно уж дорогой у новых хозяев табак. А если б остался Кирилл, он бы цены не задирал. И я до сих пор бы курил и глядишь заработал бы рак. И дела мои были бы швах, отвезли бы на вечный покой... Хорошо, что он теперь патриарх, а табак крышует кто-то другой!Антипоповская
В душе или в ванне, или у ручья, но уже не в бане буду мыться я. Там меня за локти все начнут хватать: «Раз ты с крайней плотью, что ж ты без креста?» Там меня завертят как осенний лист. И не будут верить, что я атеист. Скажут: «Нам совсем ты задурил мозги. Ты, наверно, в секте! Значит, ты погиб! Значит, тебе ветер в голову задул! Значит, после смерти быть тебе в аду! Воротись к истокам – бог тебя простит!» Я отвечу тока: «Ну-ка, блин, пусти! Что вы, блин, насели? Осади назад! Нынешней Расеи не страшнее ад. Так что свой умерьте православный пыл! Не так страшны черти, как страшны попы. Что там после смерти, надо посмотреть, будут ли там черти и кому гореть. А попов, поверьте, (чтоб их съели вши!) я на этом свете не могу отшить. Вон в телепрограммах напролет все дни – мало мне рекламы, так еще они! А пойдешь учиться – так учитель – поп! И велит молиться, бить об пол свой лоб». На себя ты много, отче, не бери! Сам ты видел бога? Ты с ним говорил? Вот, с ним поболтаешь – скажешь, он каков. А пока нам, знаешь, лучше без попов. Хватит нам дорогу закрывать крестом. Видно, с вашим богом что-то там не то. Раз на свете этом он развел бардак, значит, веры нету, что на том – не так. Бога за все это может извинить только то, что нету – некого винить. Лучше уж мы сами мир наладим сей. Сами мы – с усами! Ну, и с прочим всем…Трагедия самураев
До сих пор от тоски помираю, до сих пор мне становится грустно, когда вспомню судьбу самураев, что владели военным искусством. Самураи б не подкачали, да с искусством стряслись перемены. Самураи владели мечами, а из ружей стрелять не умели. Вот их в новое войско не взяли, от военного дела изгнали. Заменили их всех ниндзями (или ниндзями, точно не знаю). И озлившись на эту штуку, не найдя себя в новом мире, сотворили они все сеппуку, то есть попросту харакири.Песня попсовика
И не то, чтоб спятил я, да, видать, судьба. Раньше пел про партию – щас пою про банк и про то, что голого не надуть – смешно, и что деньги здорово тратить в казино. А куда ты денешься? На кого пенять? Я хочу, чтоб денежки были у меня. Пусть ночами плачу я, жизнь кляну свою, но, что мне проплачено, я про то пою. Мне бы взвиться соколом, мне бы выше взять! Спеть бы про высокое, да никак низзя! А не то вдруг щас еще кто-нибудь, решив, что не в деньгах счастие, все пойдет крушить! Да и сам я чувствую, что там говорить – умные да чуткие рвутся в бунтари. Пусть уж все как кролики будут без причуд – никакой героики и высоких чувств. Так что, вобщем, правые я веду дела. И пока пипл хавает, не лишусь бабла. А шедевры разные – обществу во вред. С них все безобразия и порядка нет.* * *
В бетонной горсти нас сжали под северным небом иль южным. Товарищи горожане, коптить его будем мы дружно. Другие так жить не смогут, а мы передушим природу, дышать не сумеем без смога, отвыкнем от кислорода (а если кому доведется с сим газом столкнуться вплотную, его, чтоб дышать мог, придется тащить под трубу выхлопную). Природа вредней молитвы. Мы здесь будем жить, нам ясно. Нас ждут грозовые битвы, но ждут они нас напрасно. Нас ждет степная свобода – пускай подождет! перебьется! Нас дикая ждет природа – напрасно ждет – не дождется. Измученной рожей за нами Смотрит сквозь звон трамвая Непроспанными глазами Усталая жизнь городская. В бетонной горсти нас сжали. Мы путаем быть и небыль. Товарищи горожане, мы дымом закоптим небо!По мотивам Борхеса
Когда я был совсем мал еще и в обществе рос приличном, мне, что портеньо, что гаучо, было совсем безразлично. Считал я их одной хренью и не различал упрямо, покуда один портеньо мне как-то не высказал прямо: «Послушай, че, ты туп как бревно! Как можно нас с ними путать? Тебе, что страус, что слон – все равно? У обоих – яйца по пуду? Что гаучо? Рыло сивое! Штаны да рубаха на теле! А я без костюма красивого Не появлюсь в борделе!» Немало лет было слизано времени язычищем, пока, познакомившись ближе, я людей различать научился. Счас делаю это всех лучше я. Счас нету мне в этом равных. Но все началось с того случая, а то б до сих пор был бараном. А тот портеньо зарезан давно с каким-то гаучо в драке. Нож, он железный, ему все равно, в костюме ты или в рубахе.Аты-баты
Эх, аты-быты! Это – не солдаты. Это – я, ребята, шляюсь по Арбату. В одном кармане – блоха на аркане, а в другом – две воши на цепи хорошей. Кругом – витрины – банки-магазины и такие цены, что хоть лезь на стену. Эх, аты-баты! Я ведь небогатый. Я, если прямее, денег не имею. Эх, левой-правой! Что мне делать, право? Как мне быть, не знаю, все слюну глотаю. Эх, мани-мани, нету вас в кармане! Есть в кармане кукиш. что на него купишь? Пару вязанок дырок от баранок, от футболки ворот, да и тот – распорот. Проще мне буде взять бесплатно бульник. Выберу витрину, размахнусь и кину. Эх аты-баты! Топает куда-то в новой робе черной ваш слуга покорный. И, аты-баты, с двух сторон солдаты. С переда и с зада. Видимо, так надо. Эх, аты-баты! Я сглупил ребята Срок мотать я буду за какой-то бульник. Кто умней, слышишь, не бери булыжник! Лучше, аты-баты, сразу кинь гранату!Бешеная ладья
Если нет надежды на победу, если в лучшем случае – ничья, то, презрев грозящие ей беды, бесится последняя ладья. Лезет напролом, врагу шахуя, за других не прячась, не юля, и, не защищаясь, атакуя, рвется на чужого короля. А попробуй, бей ладью такую! Будет пат и, стало быть, ничья! И врагу озлобленно шахуя, бесится последняя ладья. Королей своих они спасают, а чужих – замучили совсем. Бешенных ладей не убивают. Бешенных ладей боятся все.Королевские пешки
Королевские пешки первый делают ход. Королевские пешки начинают поход. И на эти на пешки все стремятся напасть. Королевские пешки не боятся пропасть. В бой иди и не мешкай на слонов, на верзил!.. Королевские пешки не проходят в ферзи Королевские пешки испытали судьбу. Королевские пешки бой досмотрят в гробу. Королевские пешки… Королевская рать… Королевские пешки рождены умирать. В бой иди и не мешкай на коней, на верзил!.. Королевские пешки не проходят в ферзи. Вот на флангах есть пешки, это пешек резерв. Можно фланговым пешкам дотянуть до ферзей. Королевские пешки погибают быстрей – «В бой иди и не мешкай!» – им приказ королей. В бой иди и не мешкай на ладей на верзил!.. Королевские пешки не проходят в ферзи.Этимология странного слова «экстремизм»
Вот попробуй, кто может, пойми где откопано это слово! Почему, чорт возьми, «экстремизм»? Почему, не нашли другого? Может, мне неизвестен контекст? Может, смысл на поверхности, близко? Может, это от буквы «экс» (это буква «икс» по-английски). Может, в термине «экстремизм» уже есть элемент подсказки: экстремист – это Мистер Икс (ну, который всегда был в маске)? Или может быть, дело в том, что иксом неизвестное метят? Может, икс – неизвестно кто, его может и нет на свете? Ну, а ежели его нет, значит надо выдумать сразу – кто-то ж должен держать ответ всевозможные за безобразья. Или власти думают так: «Если икс все равно не известен, значит мы тогда всех собак на кого угодно повесим!» Это значит – любой держись – если вдруг на пути у них встанешь, на судьбе своей сразу икс (то есть попросту крест) поставишь! Лишь одно забыто при том – если каждый крестом помечен, то не будут смотреть, если что, кто виновен больше, кто – меньше. А раз так, то и смысла нет отступать снисхождения ради. На семь бед ведь один ответ, да и даже на семь в квадрате. А раз так, то глядишь, в ответ, как грибы появятся скоро Мистер Экс, Мистер Уай, Мистер Зэд (по-испански который Zorro)… Плохо это или хорошо, это после решит историк. А покуда процесс пошел и ушами хлопать не стоит.Рай № 15
Ой, стращатели разные, попугать мастера, не взводите напраслины вы на мощь адских врат! Если б только вы видели до чего же крепки стены райской обители, на воротах замки. Кто б из вас разглядел еще, как там ангел летит, души юные девочек унося, чтоб спасти, унося за высокие стены райских палат, чтоб их свора бесовская разыскать не смогла. Сколько ангельских подвигов – не опишешь в стихах! Сколько душ они подняли из грязи, из греха! Бывших грешниц всерьез они превращают в святых, их врачуя «колесами», чтоб пыл страсти остыл. От «колес» от бесчисленных то одних, то других станут девочки чистыми как дебильи мозги. Их покоем окутают, им устроят уют в облаками опутанном, в беспросветном раю. Но куда же ты денешься, коль, презрев чистоту, просыпаются девочки и глядят в пустоту и кричат: «Где же, где они? Пусть вернутся назад наши милые демоны, что сулили нам ад!» Белых ангелов слезами не пронять, не смутить. Им бы только «колесами» по душе прокатить. Им гордиться победами. Им все выше лететь. Под халатами белыми нету плотских страстей. И ничто тут не сделаешь, сколько сил не губи. Но слетаются демоны из бездонных глубин. И ничем преисподнюю не изгнать от ворот – духи адские поднялись в свой ночной хоровод. И чтоб утром забулькало в женском горле слезой, ярко-красными буквами проступает их зов. Чтобы видели девочки, что их помнят и ждут чернокрылые демоны в жарком, в знойном аду.* * *
Судьба человечья – стерва, а стервы не знают правил. Тебя окружили стены и окна в стальной оправе. Чтоб рядом не дуло ветром, которым меня приносит, отрезана ты от света, от неба, от дня, от ночи. Но я продолжаю помнить, да, я продолжаю помнить. И ежели я не пойман, то значит, конец не полный. Пусть это кому не мило, но я не исчезну с миром, меня не протащишь мимо, хоть вход закупоривай миной! Охрана и с нею иже творить не пытались что бы, я буду летать все ближе, пока не сорвусь я в штопор. И сколько потом не пробуй от солнца отрезать птицу, таких еще нету пробок, чтоб штопор не смог ввинтиться. И пусть все это не просто. Я знаю, это не просто. Хот я бы у входа врос тут, пришлось бы пытаться раз по сто. Но хоть по двести пытаться – однажды должно удаться. Такого не может статься, что зря я кручусь, как в танце. Сквозь стены или сквозь крышу, не знаю уж, что там тоньше, твой голос уже я слышу, и ты мой услышишь тоже. Пусть кто-то по дури мелет, что дуб кулаком не срубишь, но мы все равно сумеем друг к другу просунуть руки. И пусть между нами стража, пускай между нами стража, пусть эта стража – со стажем, предупреждена пусть даже! Кто верит – в угол не загнан. Свобода придет внезапно. И завтра ли, послельзавтра, свободы почувствуешь запах. И кто нам пророчит вечер, я думаю, те сглупили. Я знаю, что цепь – не вечна, а вечна, так перепилим. Судьба человечья – стерва, но сколько б сетей не шили, еще не сложили стены, чтоб были несокрушимы. Еще не сковали цепи, пока не сковали цепи, чтоб путь отсекли от цели, тому, кто свободу ценит. Пусть наша судьба сурова, взойдет наше солнце снова. И мы назло всем засовам последнее скажем слово.* * *
Пожары краснее рябин как перья на шляпе земли. Мой ангел-хранитель убит, не вышел из мертвой петли. И тот, кто его истребил, меня начинает гонять. Мой ангел-хранитель убит, теперь убивают меня. Уже фюзеляж весь пробит, и баки, похоже, горят. Мой ангел-хранитель убит, мне нечего больше терять. И, свой самолет загубив, расстаться я с ним не спешу. Мой ангел-хранитель убит, меня не спасет парашют. Бог место в раю застолбил, противник висит на хвосте. Мой ангел-хранитель убит, а я продолжаю лететь. Меня уже просто добить, но смерть не слетает с небес. Мой ангел-хранитель убит, какой же хранит меня бес? И я уже вижу – рябит земля, под колеса стелясь. Мой ангел-хранитель убит, и рай потерял со мной связь. Я буду о мертвых скорбить, Безумную тайну храня: мой ангел-хранитель убит ошибочно, вместо меня.Песня камикадзе
У меня на исходе бензин – я не брал на обратный путь, мне был сразу выход один – вместе с мертвым врагом затонуть. Где же он? Аж скребет по нутру! Наконец вижу – вот он, враг – подо мной на морском ветру полосатый треплется флаг. Разворачиваюсь в вышине, выбирая жертву свою, как и прочим придется мне смерть найти в последнем бою. Будет дорого стоить наш гроб – вижу, рядом другой пилот, морща флагом повязанный лоб, вниз направил свой самолет. Надо только штурвал повернуть, чтобы полом стал потолок, чтоб в последний отчаянный путь самолет тебя поволок. Он послушается руля, повернется вниз, и тогда пред тобою встанет земля, а точнее – корабль и вода. Пусть же будет мне свет не мил, все равно я в петле повис! Из последних душевный сил самолет направляю вниз. Щас замолкнет рокот винта, содрогнется корабль и лишь обломок крыла иль хвоста станет памятником моим. И когда-то в ночной тиши, пережив обгорелую сталь, будет ветер моей души над родной стороной летать. А когда кто-нибудь в сотый раз спросит, кто и за что погиб, то не мне, а тому, чей приказ, отвечать за мои шаги.Партизанско-диверсионная
Солнце за реку ушло, значит, нам пора. Наше время истекло кровию из ран. Ночью время темных дел. Ночью смерть близка. День как пуля пролетел около виска. От патронов и гранат не видать ремня. Только лучше было б нам их не применять. Может, мы не пустим в ход даже и ножи. Может, если повезет, и не обнажим. И не будет взрыв трепать наши волоса. Нам бы только покопать где-то с полчаса. А потом, когда лопат прекратится стук, нам придется отступать в леса темноту. И врагам не увидать нас тогда нигде, и они не будут знать, что от наших дел ровно через два часа под железа звон полетит на небеса ихний эшелон. А когда он полетит, вот тогда держись! Нас попробуют найти, а найдут – не жить. Впрочем, в том большого зла нету для страны – мавры сделали дела, мавры не нужны.Дилемма
Судьба небогатый дает нам выбор, надо сказать: или идешь ты вперед, или идешь ты в зад. Это – закон для всех. Его нельзя изменить. Или летишь ты вверх, или летишь ты вниз. Один раз уровень взяв, я б вечно его держал, но устоять нельзя на острие ножа. Не выстоять на ребре, как бы ты не был крут, и значит, надо переть или тебя попрут. И значит не мышц, ни жил ослабить нельзя, хоть вой. Жестокая штука жизнь не хочет щадить никого. Лишь памятник, что встает над гробом тяжел и груб, ни взад не идет, ни вперед, а только уходит вглубь.Гражданская война или Ответ А.Городницкому
Устали бедам счет вести колокола – по всей земле метет свинцовая метла. А пуля, что летит, зазря, увы, жужжит: ты думал, враг убит, а оказалось, жив. Гражданская война гуляет по стране. Страна – на всех одна, нам слишком тесно в ней. А пуля, что летит, могла б лететь верней: ты думал, враг убит, а оказалось, нет. Гражданская война гуляет по Руси, но кончится она, когда не хватит сил. А пуля, что летит, свернет, не углядишь: ты думал, враг убит, а оказалось, шиш. Срубцуется потом на обществе разлом, и бард споет про то, какое это зло… А пуля, что летит, к тебе вернется в тыл: ты думал, враг убит, а оказалось, ты. Но день идет за днем, пускай нас проклянут, мы завтра вновь начнем гражданскую войну. И пуле, что летит, вдогон пошлем еще. И будет враг убит, И мы откроем счет.Тачанка
Пусть на кулички к чорту нас несет! Старая бричка – новый пулемет! Те, что не с нами с зависти помрут. Черное знамя вьется на ветру. Стихли все речи, смолк шум и гам – скачет навстречу эскадрон врага. Кони – как змеи, тянутся взлететь… Кто нас сумеет в битве одолеть? Бьют коней шпоры, вьется шелк знамен. Поднялся в гору вражий эскадрон. Голос ротмистра звонок как стекло: «Ребята, быстро! Сабли наголо!» Им, как не рвались, будет путь длинней – мы успеваем повернуть коней. В бешенной яри мчат они вдогон. Плечи сияют золотом погон. Эх, ты, погоня – гибель для глупца, верные кони, пули из свинца! Пыль слепит-душит, грохот на всю степь, рвутся к небу души из пробитых тел! Слышишь, козаче, повертай коня! Что же ты скачешь прямо на меня? Видно герою жизнь не дорога!.. Череп раскроен саблею врага. Всех вы б рубали, да не хватит сил – справа уж валит вас другой «Максим». Нас не догонишь – лют свинцовый град. Вражие кони мчат уже назад. Вольная воля. Бомб – дохрена. Над Гуляй-полем снова тишина. Тучи уронят слезы с высоты. Стаи вороньи в небе как кресты.Совет самоубийцам
Если вам опротивел навсегда этот мир и решили уйти вы из него в один миг, можно вам удавиться или с крыши шагнуть, но не надо топиться, с камнем прыгать в волну. Под водой в полумраке подчистую, на нет обглодают вас раки пучеглазы как негр. А потом на закуску под пивную лохань раков съест новый русский – перекормленный хам. И когда до клозета он дойдет по нужде, из него выйдет это, что не тонет в воде… Так что, если пойдете вы топиться в реку, все равно вы всплывете. Правда! Как на духу!Посвящение Высоцкому
Путь с того света закрыт, хоть тресни, как бы о мертвых ни голосили. Не умирают одни лишь песни. Они гуляют по всей России. Они пробили себе дорогу там, где дороги и нет, казалось. Их полюбили. Их было много. Вот только петь их не полагалось. Они не пелись под барабаны. Боролись с ними как с «голосами». Их не пускали в квадрат экрана и на пластинках их не писали. Но наполнялись магнитофоны, и рвались струны, и рвались ленты… Гуляли песни, презрев законы, без разрешений, без документов. И даже горы, угрюмо воя, к нему сходились, не к Магомету. И люди грызли ходы на волю, ломая зубы о прутья клеток. Устоев стражи орали хором: «В кутузку песни!» - а дальше – матом… Но нету санкций от прокуроров. ведь прокуроры – не автоматы. Вот только петь их не полагалось… Но люди пели, презрев все толки. Гуляли песни, пока гулялось, как по Сибири гуляют волки. Путь с того света закрыт, хоть тресни. Но, холм могильный как бы ни высох, а по России гуляют песни без документов и без прописок.История о кривом носе
Нет, я не виноват, что получилось так, что старший лейтенант Терпилин был мудак. Пусть хоть со всей Москвой моя гуляла мать, но это – не его собачьего ума! Чтоб зря он не трепал, ему я в морду дал и в сей секунд попал за то под трибунал. А оный трибунал послал меня в штрафбат, чтоб кровью отмывал я все, в чем виноват. До этих самых пор я фронта не видал, поскольку весь наш полк стоял в тылу тогда. Когда ж через два дня в окоп залезть успел, я понял, что меня не грех уже отпеть. А в скорости уже мне снег к подошвам лип на том на рубеже, что нас с врагом делил. Тела других бойцов рвалися на куски. Летели мне в лицо их теплые кишки. С кишками на глазах секунды я считал, но следующий залп уже нас не достал. Мы вышли из огня, и все пошло на лад, покуда враг менял прицелы на стволах. Добег я до траншей, ругаясь на бегу, а дальше – хоть пришей, а вспомнить не могу. Лишь, воротясь назад, зазря пытал других, зачем на мой приклад налеплены мозги? Смотрели все у всех, кто ранен, как и где… Один я, как на грех, был даже не задет. Но капитан Смирнов решил вопрос легко – сказал: «ты ранен в нос!» и съездил кулаком. Потом собрали строй и опер объявил, что каждый грех, мол, свой, отмыл и перемыл, что, значит, мы чисты, как горная вода – пойдем теперь, кто – в тыл, а кто – еще куда… А в этот самый час, что шел в атаку я, враги прорвали нас там, где мой полк стоял. Полк дрался зверя злей, за жизнь родной земли. Никто не сдался в плен. Все честно полегли. В штабах чесали плешь, со мной теперь быть как, поскольку, хоть зарежь, а нет того полка! И я попал в обоз и вот, теперь живой. Жаль только, что мой нос с тех самых пор кривой.История о кривом носе
Нет, я не виноват, Ни на минуту в том, что старший лейтенант Терпилин был скотом. Зачем про мать мою такое говорить, что я врагу в бою не смог бы повторить? Чтоб так не говорил, ему я в морду дал и тут же угодил за то под трибунал. А оный трибунал послал меня в штрафбат, чтоб кровью отмывал я все, в чем виноват. До этих самых пор я фронта не видал, поскольку весь наш полк стоял в тылу тогда. Когда ж через два дня в окоп залезть успел, я понял, что меня не грех уже отпеть. А в скорости уже мне снег к подошвам лип на том на рубеже, что нас с врагом делил. Тела других бойцов рвались как ветром дым, и било мне в лицо горячим и густым. Не вытерши глаза, секунды я считал, но следующий залп уже нас не достал. Мы вышли из огня, и все пошло на лад, покуда враг менял прицелы на стволах. Добег я до траншей, ругаясь на бегу, а дальше – хоть пришей, а вспомнить не могу. Лишь, воротясь назад, зазря пытал других, зачем на мой приклад налеплены мозги? Смотрели все у всех, кто ранен, как и где… Один я, как на грех, был даже не задет. Но капитан Смирнов решил вопрос легко – сказал: «ты ранен в нос!» и съездил кулаком. Потом собрали строй и опер объявил, что каждый грех, мол, свой, отмыл и перемыл, что, значит, мы чисты, как горная вода – пойдем теперь, кто – в тыл, а кто – еще куда… А в этот самый час, что шел в атаку я, враги прорвали нас там, где мой полк стоял. Полк дрался зверя злей, за жизнь родной земли. Никто не сдался в плен. Все честно полегли. В штабах чесали плешь, со мной теперь быть как, поскольку, хоть зарежь, а нет того полка! И я попал в обоз и вот, теперь живой. Жаль только, что мой нос с тех самых пор кривой.Дорожная зарисовка
На часах моих три часа. На Москву триста первый едет. Полумесяц на небесах прям как будто на минарете. Прямо кажется, ткни багром, чтоб получше он был наколот, и тащи на мечеть потом, чтоб оттуда светил на весь город! Только нет у меня ни шиша ни багра, ни вил под рукою, ни желанья мечеть украшать. Так что месяц пусть будет спокоен.Скучная личность
Летом от солнца матов, в зиму румян и гладок, он не ругался матом, в нос не втыкал булавок, шприц не вонзал он в вену и гомосеком не был… Как тяжело, наверно, верить в такую небыль. Ну, и, конечно, можно тут про себя отметить – как ему было сложно жить-то на белом свете! Как только в наше время он умудрился выжить? Нес свою жизнь, как бремя. Жил он, как будто рыжий. Если совсем нехило горе его крутило, то сочинял стихи он и рисовал картины. Пару открыл галактик. Остановил пустыню. Вобщем, потел с делами серыми и пустыми. Как его хлеб был горек! Но ничего не вечно – баловня ли, изгоя жизнь все равно конечна. Вот его дух взмыл к звездам, словно в чужие страны, что никогда не поздно, и никогда не рано. Сгинул он, будто не жил. Тело смешалось с пылью. Ну, и его, конечно, сразу же все забыли. Ведь, согласитесь, странно помнить про человека, что не был наркоманом, панком иль гомосеком.Оптимистическая посмертная
Он не то, чтоб нахулиганил, просто жил, да и вдруг весь вышел. Выносили вперед ногами те, кто жил под одной с ним крышей. Говорили, что был он в силе и не жаловался на старость. А потом все равно выносили – ну, а что им еще осталось? И не мог даже самый дошлый объяснить, почему, так вышло. Почему он свой век не дожил. Вроде, цвел он густо и пышно. Вроде, был он твердый как кремень, а теперь, вот, глядишь, расколот. Знать, любому приходит время, и бывает, приходит скоро. Но гудел ураган как трубы, прогоняя тоску и жалость – пусть в могилах сгнивают трупы, а идеи жить продолжают. Пусть всех косит судьба слепая с чувством выполненного долга, тот, кто врезался людям в память, остается еще надолго.Песня не верблюда
Если б был я верблюд, я на все бы плевал: что прилечь не дают, что полдня прошагал. Я б плевал, что жара и что солнце в глаза, что хозяин с утра дал мне палкой под зад. Я б неделями жил без еды, без воды, что не ел, что не пил, было б мне до балды. Я б пахал за двоих, потому что судьба, и хозяев своих я б носил на горбах. Эх, видал я в гробу по неделям не жрать и всю жизнь на горбу чью-то тушу таскать и совсем не люблю, чтобы палкой под зад... Вобщем, я – не верблюд! Только как доказать?* * *
Я ожил снова как та трава. Нельзя весною не оживать. да только сколько в весне той дней? Дорвешься только – ее и нет. Уже до мая недалеко. Совсем уж мало. Подать рукой. А там и осень дней через сто, а дни проносит как черт те что! Поколобродил я вволю бы, когда б свободен весь день я был. Да только что ты! Ядрена вошь! Весь день - работа, не отойдешь. Будь моя воля, будь выбор мой, я б лучше вдвое пахал зимой. Да не мешает сказать пока: не я решаю, когда пахать. И все хреново, хоть утопись – мне завтра снова быть на цепи. Проносит годы над головой. и нет свободы. И нет, хоть вой!Кризисная-бунтарская
Что завтра будет, не угадать – устали люди напрасно ждать. Знать обозлились. Кипит в них злость. Ударил кризис, и началось. Властям накладно – покоя нет от Таиланда до Пирeней. Чтоб повалилась за властью власть (чего бы в кризис им не упасть?)! Народа реки прогнали тишь. Бунтуют греки. Бурлит Париж. В одной России пока терпеж – знать, нету силы, ядрена вошь! Надолго ль это, мы поглядим, но вся планета уже гудит. Пора бы сдюжить и нам, ей-ей! Ну, чем мы хуже других людей?Бремя бессмертия
Кончины мне нет и обречен бродить по свету я Сегодня я пьян моей тоскою беспросветною. Мне хмурый рок рек: «Сейчас судьба твоя решается. Ты будешь жить! Убить тебя отныне воспрещается» Я все стоял, ждал, что рок ошибся, стал рассеянный… А ветер дул – гул его сомнения рассеивал. Одежду шквал рвал, а рок свой приговор заканчавал: «Жить обречен он! Его никто, чтоб не приканчивал!» Рок кончил крик в миг, стал хохотать, а после выл-пищал, а я устал стал и из-за пояса нож вытащил. Что было сил бил, колол себя рукою точною, но видно рок смог мне шкуру сделать слишком прочною. И вот теперь, верь, все это мне совсем не нравится. Поможет вдруг друг иль враг решит со мной расправиться… Но, хоть облезь весь, а ничего тут не получится, и все равно вновь я обречен терпеть и мучаться.Ностальгическая
Куда, ответьте, могло все деться? Места я эти запомнил с детства Все было тут же, без строек, проще: озера-лужи, овраги, рощи… А нам казалось, тогда балбесам, что это скалы покрыты лесом. Моря и горы, леса и степи свои просторы, казалось, стелют. И в тех оврагах, где горы-скалы, ребят ватага плоты гоняла. Другой не должен! Мы – могикане! Мы в танк-бульдозер швыряли камни. Но в звоне стали не слышно стона. Нас растоптали стопой бетона. Все, что мы знали, ушло из вида. Леса пропали Как Атлантида. Мы не смирились, мы были стойки, и стекла бились на каждой стройке. По дури, правда… Но слава павшим! Да где ж, атланты, потомки ваши? Лесов над кручей, озер остатки мелки, вонючи, жалки и гадки. Не зная славы, на тех озерцах уж не атланты, а так, азорцы… Зато вон сколько домищ-то стало! Одна лишь стройка концы отдала. То ли что в планах переменилось, то ли атлантов проклятье сбылось. На стройке этой в руинах древних, пробившись к свету, растут деревья, да свай колонны, а на тех сваях сидят вороны, собравшись в стаи. А котлованы водой залиты. Там островами бетона плиты. И средь развалин в иное время плоты к ним чалит другое племя. А я над вами стою унылый, как будто варвар, встав из могилы. Мы б вместе полем шаги в шаги б шли, да кто щас помнит о нас, погибших? Но я – как стражник. Мне не смениться. Здесь были раньше мои границы! Пускай, давно я для детства помер, но дух мой - воин не успокоен! Он, годы скинув, парит незримо, как души скифов над степью Крыма. Сюда ночами он прилетает, меж свай причалив, плоты гоняет.Панегирик MP3
Немногие помнят теперь из даже немецкий знавших про то, что буквы эм пэ машиненпистоле значат. Да кстати, чего тупить! Сейчас ведь английский в моде. В английском они – эм пи, ну, или там что-то вроде. Но что там ни говори, каких ни веди со мной споров, мне чудится в эм пэ три эм пэ тридцать восемь - сорок, что в долгой войне сгубил людей огромные массы, что «Шмайссером» прозван был, хоть делал его не Шмайссер. Признаем, враньем не греша – его не глупцы создали. Он лучше был чем ППШ, хоть хуже был, чем Судаев. И как ни качай головой или другими местами, Второй мировой без него, никак невозможно представить. Приходит время царить по всей Земле Интернету, и нынче без mp3 поэзии полной нету. Озвучивает он стих на Интернет-просторах. И значит, есть общее в них – в три и в тридцать восемь - сорок. Видать mp3 так же крут среди всех прочих форматов: перо равняют к «перу», а mp3 – к автомату. Какой, чорт возьми, сюрприз, что есть у поэта такое – машиненпистоле-три, оружье ближнего боя!* * *
Хорошо или плохо, но поэт не простит тех, кто создал эпоху презирающих стих, кто сказал, что не нужен рифмы кованой звон, потому что на ужин, не зажаришь его, что не следует верить даже тем, кто поет, ибо как сивый мерин, кто не бредит, тот врет, что пусть скважины бурят, пусть в трубу гонят газ, пусть народ позабудет, что такое пегас. Кто хулит песен рокот, с тем не будет поэт. Хорошо или плохо, но мне выбора нет. Ваши сальные флаги оставляю я вам. Путь заказан в ваш лагерь мне, как дьяволу в храм. Даже если бы звали, даже если б хотел, все равно вместе с вами встать бы в строй не сумел. Даже взгляда б хватило мне на вас одного чтобы стал мне противен ваш безмозглый живот. Что из этого выйдет? Что нас ждет впереди? Поживем и увидим, кто из нас победит. Но чтоб вы были живы, так не может и быть – вы же лопните с жиру, если вас не убить. Весь вопрос: мы завалим вас, оставшись в живых, или сожраны вами сгинем также как вы. Но что б ни было с нами, выбор свой сделал я. Впрочем, этого, знаю, вам умом не объять. Но какое мне дело, что вам век не понять, что сильней всяких денег в бой толкает меня. Вами так и не понят я гляжу сквозь века: мчат крылатые кони по крутым облакам...