Сергей Семёнов

Чай в приемной

В начале октября, когда отмечается годовщина Восстания, манифестация идет по Смоленскому бульвару мимо мощного ведомственного дома сразу послевоенной постройки. Шедевр имперского стиля, с множеством мемориальных досок, он без архитектурных излишеств внушал стойкость и непреклонность. Казалось, здесь обитают наследники железных наркомов, закаленные чекисты, жрецы евразийского величия.

Однaжды летом в Центральном доме литераторов состоялся авторский вечер поэтессы Кати З. После выступления культурная программа продолжалась в скверике неподалеку, перед скульптурами России и Армении. Все знают, что творческая тусовка важнейшая часть, а для кого-то и цель, литературного процесса. Через два часа публика разошлась настолько, что не хотела расходиться. И тогда Ваня Звонкин, юркий, очень невредный человек с КСПшной жестикуляцией предложил продолжить у него дома. Наверное, он не знал больше половины гостей, откликнувшихся на его приглашение. Путь пролегал через переулки вечерней Москвы, затем на троллейбусе. Каково же было удивление Степанова, когда извилистая дорожка привела прямо к тому дому. С большим трудом Ваню можно было заподозрить в имперских амбициях. К тому же, как он объявил в последствии, в него запустила свои грязные лапы советская психиатрия. Судя по неизменно добродушному настрою, взаимодействиеие не было разрушительным.

Но неожиданности только разворачивались. У подъезда все с радостью увидели Лешу Акимова, главного редактора ”Ареала”, тоже не жалующегося на Запад издания. - Что ты здесь делаешь?, - спрсил лирик Никита. - Я здесь живу, - скромно ответил Алексей. Когда компания ввалилась в лифт, твердо стоящий на ногах поэт Сунгул предложил Леше послушать его стихи с целью их дальнейшей публикации. Но ехать Акимову было только до четвертого этажа, поэтому он объяснил - Я плохо вопринимаю на слух, как все редакторы. В письменном виде, пожалуйста. Здесь же, на вечере, Степанов познакомился с Наташей, писательницей неизъяснимого очарования. Когда ждали троллейбус, время было уже позднее, и он сказал - Может быть, не поедем. Давай, я тебя провожу. - Конечно проводишь, но только мне будет очень неудобно перед Сашей, он так упрашивал меня пойти в эти гости. Саша был старинный приятель, который и позвал ее на все мероприятие. Но когда доехали до остановки, Саша продолжил движение по маршруту на заднем сидении, рядом с поэтессой Лялей К.

Но вернемся в квартиру Вани. Огромная прихожая с зеркальной стеной была и впрямь похожа на приемную наркома, из кухни открывался царский вид на Министерство иностранных дел. Началось чтение по кругу.

Разные люди, с разными судьбами сидели за одним столом, совсем недалеко от “Баррикадной”. Но вот наступило перемирие, или затишье, и оказалось, что нет ничего важнее этих слов в гулком московском воздухе. Степанову вспомнился рассказ Хемингуэя о мадридском баре, где собирались художники, писатели, артисты и о том, что произошло после, под безоблачным небом. Вдруг у громкого певца Арбата Миши возникли идейные расхождения с Верой Мартыновной, Ваниной мамой. - Дайте мне семь минут, - возглашал Миша. Я прочту поэму о жаворонке. - Зачем Вы так кричите? У соседей снизу маленький ребенок. Вы что, самоутверждаетесь? - Ваня! У тебя прекрасная, тонкая, замечательная мама, но она далека от авангарда! - Вы его привели, вы и уводите,- обратилась Вера Мартыновна к реалистическому крылу литобъединения.

- Да мы его впервые видим, это Ваня, - раздались было голоса, но им стало совестно, что подставляют хозяина. Общими усилиями Миша был выведен из зоны конфликта. На обратном пути он все доказывал, что КГБ заставлял Бродского писать стихи на английском языке. Ему возражали. - Ладно, - примирительно сказал Степанов. Где трое русских, там пять политических партий. Потом он поехал провожать Наташу. Но это уже другая история.



Hosted by uCoz